Юлия Теллер: человек, который слишком много знает о боли

Юлия Теллер:

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СЛИШКОМ МНОГО ЗНАЕТ О БОЛИ

Беседовала Марта Кетро

Факты:

В 20 лет попала в аварию на мотоцикле и потеряла ногу;
Стала фитнес-тренером;
Танцевала с Израильским ансамблем фламенко;
Занимается реабилитацией сына, который получил инвалидность после травмы в яслях;
Взяла золото на чемпионате Израиля по гиревому спорту.

Перечисленных событий хватило бы на несколько жизней, но это произошло с одной молодой женщиной, Юлией Теллер.

«Авария, и я без ноги. Я ни на кого не смотрела, но знала, что буду танцевать. В реабилитационном центре я сползала на пол, закрывала штору и танцевала руками, чтобы не забывать. Танец — это не туфли на каблуках, не фигура, не атрибутика. Танец — это воздух... И можно танцевать, просто сидя на краю кровати».

Скажи, что помогло тебе в 20 лет справиться с огромной травмой?

Две вещи. Первое — удивление, что я выжила. Помню, как пришла в себя после аварии и мне сказали: ты разбилась на мотоцикле, ногу пришлось отнять. А я подумала: вау, я выжила! Была уверена что аварии на мотоцикле всегда смертельные, а я жива, фиг с ней, с этой ногой — практически дословно то, что у меня в голове пробежало.

А второе — вызов. Я терпеть не могу, когда мне говорят «Юля, ты не сможешь». Даже в школе, мне говорили, ты обязательно начнёшь курить, а я сказала, нет, и не начала. Не надо меня брать на слабо.

И тогда тоже: ты будешь ходить с палкой, того и этого не сможешь и не будешь танцевать. Я смогла.

Теперь ты сама фитнес-тренер и помогаешь другим людям восстановить контакт с телом. Про тебя говорят, что ты как папа Карло — можешь заставить двигаться деревянного человека и он оживёт. Правда можешь?

В общем, да, я где-то на границе фитнесс-тренера с физиотерапевтом — там, где врач отпускает пациента и говорит «ну всё, иди тренируйся». И дальше люди не знают, что делать.

Начать заниматься не так просто, кто-то не находит на это ни капли сил, кто-то начинает с рывка и потом не может подняться после первого занятия или сразу травмируется. Моя задача, чтобы всё происходило плавно и с радостью.

Так понимаю, проблема делится на две части: подобрать комплекс упражнений, и это не самое сложное. Сложней дать человеку мотивацию, чтобы он не бросил заниматься. Как ты это делаешь?

Я люблю мягкий подход и стараюсь, чтобы всё шло ненавязчиво и незаметно. Человек даже не чувствует нагрузки и не успевает испугаться. А когда мы доходим до чего-то трудного, ему уже в кайф, он заряжен, поверил в себя и готов делать усилия.

Фото: Талли Рацкер

А как сделать, чтобы люди не соскакивали?

Во-первых, все любят, когда их хвалят. Главное, хвалить честно, не приторно.

Во-вторых, я стараюсь не подгонять человека под достижение, а достижение под человека. Не то что «ты обязан это выполнить», а «давай посмотрим, что ты можешь, и сделаем шаг, и ещё шаг». Люди с невысоким уровнем физического развития достаточно быстро видят это продвижение в быту. Когда не мог взойти по ступенькам, поднять на руки ребёнка, не мог помыть голову, не опираясь на стену, а после нескольких тренировок это получилось.

Люди потом рассказывают радостные вещи. Женщина сходила на приём к врачу-мужчине и сказала мне: знаешь, я впервые смогла встать с кушетки красиво, без помощи.

Мне важен прогресс без страдания, страдание — это риск быстро забросить, это травмы и общий моральный дискомфорт.

Я видела, что у тебя стартовал марафон, где клиентам постепенно возвращают стартовую плату, когда они проходят определённые этапы занятий. И как, лень не побеждает?

Он пока идёт, но ещё никто не выпал. Мне самой ужасно интересно, что получится.

Но ты хоть не прогоришь на этом?

Нет, там есть индивидуальное сопровождение за отдельную плату и какие-то мелкие задания которые не все выполняют. Это огромная работа, но интересно и весело всем, и участникам, и тренерам. Уже появляются сообщения «я стал сильнее, мне лучше».

А с похудением ты работаешь?

Специально — нет. Конечно, люди худеют в процессе работы, когда появляются регулярные физические нагрузки, но я не ставлю это целью. Я верю, что неважно какого веса человек, важно, как он себя в этом весе чувствует. Я хочу, чтобы и худенькая девочка, и мужчина за сто килограмм чувствовали себя комфортно.

«Еду к мальчику, у которого онкология, и учу его двигаться. Он очень жизнерадостный мальчишка, у которого вместо кости в ноге под кожей гипс, в глазах взрослая серьезность и огромное желание жить. И такая же мама в осаде. Расстаемся тепло — с широкими улыбками — и обещаем быть на связи. Домой я добираюсь с трудом — из-за застилающих глаза слез плохо видно дорогу. Дети не должны болеть! Это нечестно, это неправильно! Дети должны улыбаться и баловаться. И плакать только из-за того, что яблоко круглое, а не квадратное, как им того хотелось бы. Они не должны плакать из-за игл капельниц и тяжелого выхода из наркозов, после того как хирурги, всеми силами стараясь подарить им будущее, отнимают беззаботность детства. Возле дома паркуюсь с совершенно сухими глазами. Надо держаться — и я держусь».

А у тебя не возникает раздражения, когда здоровый человек ленится заниматься и запускает своё тело? Ему-то ничто не мешает двигаться, кроме лени.

Нет, думаю, я могла быть хорошей доулой или физиотерапевтом — у меня всегда просыпается наседка над цыплятами: ой как тяжело, вас надо быстренько обнять и помочь пойти дальше.

А что ты посоветуешь тем, кто начинает восстанавливать контакт с телом?

Не ругать себя. Если ты себя обзываешь ленивой дурой, то ты не можешь ничего выжать из своего тела, потому что оно принадлежит ленивой дуре. А если ты себе говоришь: я молодец, сегодня я смогла пройти километр или сделать приседания, то это даёт мотивацию двигаться дальше.

Давай вернёмся к тебе и той истории четырёхлетней давности, когда ты отправила в ясли здорового полугодовалого малыша, а его оттуда увезли в реанимацию.

Да, я тогда отвезла его в садик и поехала на очередную встречу к протезисту. И тут мне пришло сообщение от няня, что нужно приехать, я перезвонила — она не отвечала. Я подхватила протез и поехала. Потом позвонили из скорой и сказали, что Йонька без сознания, его везут в больницу. Я помчалась туда, не знаю, как не попала в аварию. По дороге у него была остановка дыхания, я ждала его в приемном покое и молилась, чтобы привезли живым.

Официальный диагноз — последствия сильной тряски или удара, отслоение сетчатки, кровоизлияние в задней части мозга.

« Мгновение. Оно отпечатается в сознании до конца жизни. И так же, как ни один строитель не сможет починить уже ненужную арматуру разбитого дома, так и ни один волшебник не заполнит пронзительно визжащую пустоту в груди матери, когда настоящее превращается в войну, а ушедшая секунда становится самым дорогим и безвозвратно потерянным. Когда нога до предела выжимает педаль газа, безнадежно стремясь обмануть время и долететь до больницы в надежде, что сказанное воспитательницей, — ошибка. Этого не могло случиться. Такое бывает в газетах, не со мной. Кто-то что-то перепутал, не понял, перестраховался. «Ну пожалуйста, пожалуйста!» — то ли молишься, то ли мозг заклинило на одной фразе, как старую пластинку»

Кто-нибудь наказан за это?

Нет. Камеры смотрели в другую сторону, следствие было проведено с ошибками и нам в первое время было не до того, чтобы чего-то добиваться. Няня ушла из садика, но у неё нет запрета работать с детьми, насколько мне известно. Но я не хочу ничего о ней узнавать, мне это тяжело.

Она отрицает свою вину?

Она говорит, что ребёнок у неё упал. Она каждый раз показывала новую версию падения, через пару лет я набралась сил и посмотрела её допрос — некоторые варианты невозможны даже физически. Потом она сказала, что легонько его покачала, чтобы не плакал.

Как он сейчас?

Он маленький мальчик у которого своё время, он развивается и растёт со своей скоростью. Когда ты его видишь, то не можешь сказать, что с ним что-то не так — ласковый обнимательный малыш.

У него очень серьёзные проблемы со зрением, он им почти не пользуется, хотя может — достаточно большой минус, атрофия зрительного нерва, вся система повреждена. Эпилепсия, которая очень плохо поддаётся лекарственной терапии. Он пока не ходит, у него общая слабость левой стороны. Отставание в развитии, в четыре года он на уровне примерно двух лет.

Получается совсем больной малыш, но он жизнерадостное улыбчивое солнышко, поэтому я не люблю, когда его называют инвалидом.

Это был ещё один момент в твоей жизни, когда ты легко могла сломаться, что тебе помогло?

Я иногда думаю, если бы не авария, я может быть и сломалась бы, эта авария меня выковала. Хотя мы с мужем ломались, и не один раз, но у нас хороший психолог и психиатр. Но у нас ребёнок, нет выбора пережить или нет. Мы должны ему помочь освоиться в этом мире. И он у нас ласковое солнышко — когда с утра лезет целоваться и обниматься, это очень сильно примирят с жизнью и придаёт смысл.

У тебя сформировались свои правила жизни?

Пожалуй, девиз «не говорите мне, что делать». А так нет никаких правил, я просто иду вперёд, я люблю жить, я любопытная и очень упёртая.

Фото: Анна Морейн

«В тот самый момент, когда ты вот-вот исчезнешь, твой внутренний голос внезапно обретает силу. Тот самый внутренний наблюдатель, который хладнокровно помогает вырулить из самых сложных ситуаций. Его не всегда можно услышать, не всегда есть силы к нему обратиться, но случается, что он сам берет ситуацию в свои руки. Так произошло во время первого эпилептического приступа ребенка на твоих руках — он напомнил четкие правила первой помощи, и пока сердце в панике скакало перепуганным зайцем, руки сами ставили таймер на телефоне, глаза следили за дыханием малыша, а губы что-то спокойно напевали вернувшемуся в сознание испуганному ребенку… Лишь убедившись, что все под контролем, можно расслабиться — испугаться и разрешить рукам дрожать».

Как ты справляешься с травмами, со стрессом, с шоком?

Я даю себе поплакать, если надо, учусь плакать не только сама с собой, но и с психологом. Обычно я не допускаю слёз на людях.

И я очень держусь за мужа, мы вместе. Несмотря на то, что часто случается наоборот и пары распадаются в беде, мы стали только ближе.

Что ты числишь среди твоих достижений?

На бэкграунде всех моих достижений идёт победа над собой. Мне сказали, ты будешь ходить с тростью, танцевать не сможешь — сильно хромаешь, колено не сгибается. И смогла. И несмотря на то, что с Йонькой сложности, я нахожу время на саму себя, это пополняет ресурс. Есть, конечно, желание показать, что я не хуже, чем обычные здоровые люди. Я выступала с израильским ансамблем фламенко, у нас было тринадцать выступлений на разных сценах. Участвовала в соревнованиях по пауэр-лифтингу. В чемпионате Израиля по гиревому спорту у меня золото. И я надеюсь, что может быть через год на чемпионат мира попаду.

А ещё ты хорошо пишешь. Я видела твой рассказ в интернете, он действительно хороший.

Да, у меня не получаются большие вещи, но мне есть, что рассказать.

Что бы ты могла посоветовать людям, имея виду весь твой опыт?

С одной стороны, не сдаваться. С другой — прислушиваться к себе, учитывать свои сложности и уважать свою боль.

«Я утыкаюсь носом в родное плечо мужа, вдыхаю его запах, смеюсь от волосинки, попавшей в нос, а потом плачу. Стекла, отделявшего от окружающего мира меня и мою боль, из-за которой даже дышалось с перебоями, больше нет. Мне тепло, уютно и правильно. …Все хорошо. Пока мы есть друг у друга, пока дети с нами, пока есть силы перебирать струны и улыбаться. Помните, как в детстве мамы заботливо снимали нам пенку с какао, чтобы мы не вредничали? Надо бы купить новую чашку… Для какао. Мы будем пить его и играть на гитаре. Целоваться и следить, чтобы не появлялась пенка»

(В интервью использованы цитаты из рассказа Юлии Теллер «Не забудь про меня» и личного блога)

Марта Кетро

Марта Кетро

Писатель, журналист, блогер
Фото: Елена Шайкевич

Фото: Талли Рацкер / Анна Морейн



ВАМ МОЖЕТ ПОНРАВИТЬСЯ