ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СЛИШКОМ МНОГО ЗНАЕТ О БОЛИ
Беседовала Марта Кетро
Факты:
В 20 лет попала в аварию на мотоцикле и потеряла ногу;
Стала фитнес-тренером;
Танцевала с Израильским ансамблем фламенко;
Занимается реабилитацией сына, который получил инвалидность после травмы в яслях;
Взяла золото на чемпионате Израиля по гиревому спорту.
Перечисленных событий хватило бы на несколько жизней, но это произошло с одной молодой женщиной, Юлией Теллер.
«Авария, и я без ноги. Я ни на кого не смотрела, но знала, что буду танцевать. В реабилитационном центре я сползала на пол, закрывала штору и танцевала руками, чтобы не забывать. Танец — это не туфли на каблуках, не фигура, не атрибутика. Танец — это воздух... И можно танцевать, просто сидя на краю кровати».
— Скажи, что помогло тебе в 20 лет справиться с огромной травмой?
Две вещи. Первое — удивление, что я выжила. Помню, как пришла в себя после аварии и мне сказали: ты разбилась на мотоцикле, ногу пришлось отнять. А я подумала: вау, я выжила! Была уверена что аварии на мотоцикле всегда смертельные, а я жива, фиг с ней, с этой ногой — практически дословно то, что у меня в голове пробежало.
А второе — вызов. Я терпеть не могу, когда мне говорят «Юля, ты не сможешь». Даже в школе, мне говорили, ты обязательно начнёшь курить, а я сказала, нет, и не начала. Не надо меня брать на слабо.
И тогда тоже: ты будешь ходить с палкой, того и этого не сможешь и не будешь танцевать. Я смогла.
— Теперь ты сама фитнес-тренер и помогаешь другим людям восстановить контакт с телом. Про тебя говорят, что ты как папа Карло — можешь заставить двигаться деревянного человека и он оживёт. Правда можешь?
В общем, да, я где-то на границе фитнесс-тренера с физиотерапевтом — там, где врач отпускает пациента и говорит «ну всё, иди тренируйся». И дальше люди не знают, что делать.
Начать заниматься не так просто, кто-то не находит на это ни капли сил, кто-то начинает с рывка и потом не может подняться после первого занятия или сразу травмируется. Моя задача, чтобы всё происходило плавно и с радостью.
— Так понимаю, проблема делится на две части: подобрать комплекс упражнений, и это не самое сложное. Сложней дать человеку мотивацию, чтобы он не бросил заниматься. Как ты это делаешь?
— Я люблю мягкий подход и стараюсь, чтобы всё шло ненавязчиво и незаметно. Человек даже не чувствует нагрузки и не успевает испугаться. А когда мы доходим до чего-то трудного, ему уже в кайф, он заряжен, поверил в себя и готов делать усилия.
Фото: Талли Рацкер
— А как сделать, чтобы люди не соскакивали?
Во-первых, все любят, когда их хвалят. Главное, хвалить честно, не приторно.
Во-вторых, я стараюсь не подгонять человека под достижение, а достижение под человека. Не то что «ты обязан это выполнить», а «давай посмотрим, что ты можешь, и сделаем шаг, и ещё шаг». Люди с невысоким уровнем физического развития достаточно быстро видят это продвижение в быту. Когда не мог взойти по ступенькам, поднять на руки ребёнка, не мог помыть голову, не опираясь на стену, а после нескольких тренировок это получилось.
Люди потом рассказывают радостные вещи. Женщина сходила на приём к врачу-мужчине и сказала мне: знаешь, я впервые смогла встать с кушетки красиво, без помощи.
Мне важен прогресс без страдания, страдание — это риск быстро забросить, это травмы и общий моральный дискомфорт.
— Я видела, что у тебя стартовал марафон, где клиентам постепенно возвращают стартовую плату, когда они проходят определённые этапы занятий. И как, лень не побеждает?
Он пока идёт, но ещё никто не выпал. Мне самой ужасно интересно, что получится.
— Но ты хоть не прогоришь на этом?
Нет, там есть индивидуальное сопровождение за отдельную плату и какие-то мелкие задания которые не все выполняют. Это огромная работа, но интересно и весело всем, и участникам, и тренерам. Уже появляются сообщения «я стал сильнее, мне лучше».
— А с похудением ты работаешь?
Специально — нет. Конечно, люди худеют в процессе работы, когда появляются регулярные физические нагрузки, но я не ставлю это целью. Я верю, что неважно какого веса человек, важно, как он себя в этом весе чувствует. Я хочу, чтобы и худенькая девочка, и мужчина за сто килограмм чувствовали себя комфортно.
«Еду к мальчику, у которого онкология, и учу его двигаться. Он очень жизнерадостный мальчишка, у которого вместо кости в ноге под кожей гипс, в глазах взрослая серьезность и огромное желание жить. И такая же мама в осаде. Расстаемся тепло — с широкими улыбками — и обещаем быть на связи. Домой я добираюсь с трудом — из-за застилающих глаза слез плохо видно дорогу. Дети не должны болеть! Это нечестно, это неправильно! Дети должны улыбаться и баловаться. И плакать только из-за того, что яблоко круглое, а не квадратное, как им того хотелось бы. Они не должны плакать из-за игл капельниц и тяжелого выхода из наркозов, после того как хирурги, всеми силами стараясь подарить им будущее, отнимают беззаботность детства. Возле дома паркуюсь с совершенно сухими глазами. Надо держаться — и я держусь».
— А у тебя не возникает раздражения, когда здоровый человек ленится заниматься и запускает своё тело? Ему-то ничто не мешает двигаться, кроме лени.
— Нет, думаю, я могла быть хорошей доулой или физиотерапевтом — у меня всегда просыпается наседка над цыплятами: ой как тяжело, вас надо быстренько обнять и помочь пойти дальше.
— А что ты посоветуешь тем, кто начинает восстанавливать контакт с телом?
Не ругать себя. Если ты себя обзываешь ленивой дурой, то ты не можешь ничего выжать из своего тела, потому что оно принадлежит ленивой дуре. А если ты себе говоришь: я молодец, сегодня я смогла пройти километр или сделать приседания, то это даёт мотивацию двигаться дальше.
— Давай вернёмся к тебе и той истории четырёхлетней давности, когда ты отправила в ясли здорового полугодовалого малыша, а его оттуда увезли в реанимацию.
Да, я тогда отвезла его в садик и поехала на очередную встречу к протезисту. И тут мне пришло сообщение от няня, что нужно приехать, я перезвонила — она не отвечала. Я подхватила протез и поехала. Потом позвонили из скорой и сказали, что Йонька без сознания, его везут в больницу. Я помчалась туда, не знаю, как не попала в аварию. По дороге у него была остановка дыхания, я ждала его в приемном покое и молилась, чтобы привезли живым.
Официальный диагноз — последствия сильной тряски или удара, отслоение сетчатки, кровоизлияние в задней части мозга.
« Мгновение. Оно отпечатается в сознании до конца жизни. И так же, как ни один строитель не сможет починить уже ненужную арматуру разбитого дома, так и ни один волшебник не заполнит пронзительно визжащую пустоту в груди матери, когда настоящее превращается в войну, а ушедшая секунда становится самым дорогим и безвозвратно потерянным. Когда нога до предела выжимает педаль газа, безнадежно стремясь обмануть время и долететь до больницы в надежде, что сказанное воспитательницей, — ошибка. Этого не могло случиться. Такое бывает в газетах, не со мной. Кто-то что-то перепутал, не понял, перестраховался. «Ну пожалуйста, пожалуйста!» — то ли молишься, то ли мозг заклинило на одной фразе, как старую пластинку»
— Кто-нибудь наказан за это?
Нет. Камеры смотрели в другую сторону, следствие было проведено с ошибками и нам в первое время было не до того, чтобы чего-то добиваться. Няня ушла из садика, но у неё нет запрета работать с детьми, насколько мне известно. Но я не хочу ничего о ней узнавать, мне это тяжело.
— Она отрицает свою вину?
Она говорит, что ребёнок у неё упал. Она каждый раз показывала новую версию падения, через пару лет я набралась сил и посмотрела её допрос — некоторые варианты невозможны даже физически. Потом она сказала, что легонько его покачала, чтобы не плакал.
— Как он сейчас?
Он маленький мальчик у которого своё время, он развивается и растёт со своей скоростью. Когда ты его видишь, то не можешь сказать, что с ним что-то не так — ласковый обнимательный малыш.
У него очень серьёзные проблемы со зрением, он им почти не пользуется, хотя может — достаточно большой минус, атрофия зрительного нерва, вся система повреждена. Эпилепсия, которая очень плохо поддаётся лекарственной терапии. Он пока не ходит, у него общая слабость левой стороны. Отставание в развитии, в четыре года он на уровне примерно двух лет.
Получается совсем больной малыш, но он жизнерадостное улыбчивое солнышко, поэтому я не люблю, когда его называют инвалидом.
— Это был ещё один момент в твоей жизни, когда ты легко могла сломаться, что тебе помогло?
Я иногда думаю, если бы не авария, я может быть и сломалась бы, эта авария меня выковала. Хотя мы с мужем ломались, и не один раз, но у нас хороший психолог и психиатр. Но у нас ребёнок, нет выбора пережить или нет. Мы должны ему помочь освоиться в этом мире. И он у нас ласковое солнышко — когда с утра лезет целоваться и обниматься, это очень сильно примирят с жизнью и придаёт смысл.
— У тебя сформировались свои правила жизни?
Пожалуй, девиз «не говорите мне, что делать». А так нет никаких правил, я просто иду вперёд, я люблю жить, я любопытная и очень упёртая.
Фото: Анна Морейн
«В тот самый момент, когда ты вот-вот исчезнешь, твой внутренний голос внезапно обретает силу. Тот самый внутренний наблюдатель, который хладнокровно помогает вырулить из самых сложных ситуаций. Его не всегда можно услышать, не всегда есть силы к нему обратиться, но случается, что он сам берет ситуацию в свои руки. Так произошло во время первого эпилептического приступа ребенка на твоих руках — он напомнил четкие правила первой помощи, и пока сердце в панике скакало перепуганным зайцем, руки сами ставили таймер на телефоне, глаза следили за дыханием малыша, а губы что-то спокойно напевали вернувшемуся в сознание испуганному ребенку… Лишь убедившись, что все под контролем, можно расслабиться — испугаться и разрешить рукам дрожать».
— Как ты справляешься с травмами, со стрессом, с шоком?
Я даю себе поплакать, если надо, учусь плакать не только сама с собой, но и с психологом. Обычно я не допускаю слёз на людях.
И я очень держусь за мужа, мы вместе. Несмотря на то, что часто случается наоборот и пары распадаются в беде, мы стали только ближе.
— Что ты числишь среди твоих достижений?
На бэкграунде всех моих достижений идёт победа над собой. Мне сказали, ты будешь ходить с тростью, танцевать не сможешь — сильно хромаешь, колено не сгибается. И смогла. И несмотря на то, что с Йонькой сложности, я нахожу время на саму себя, это пополняет ресурс. Есть, конечно, желание показать, что я не хуже, чем обычные здоровые люди. Я выступала с израильским ансамблем фламенко, у нас было тринадцать выступлений на разных сценах. Участвовала в соревнованиях по пауэр-лифтингу. В чемпионате Израиля по гиревому спорту у меня золото. И я надеюсь, что может быть через год на чемпионат мира попаду.
— А ещё ты хорошо пишешь. Я видела твой рассказ в интернете, он действительно хороший.
Да, у меня не получаются большие вещи, но мне есть, что рассказать.
— Что бы ты могла посоветовать людям, имея виду весь твой опыт?
С одной стороны, не сдаваться. С другой — прислушиваться к себе, учитывать свои сложности и уважать свою боль.
«Я утыкаюсь носом в родное плечо мужа, вдыхаю его запах, смеюсь от волосинки, попавшей в нос, а потом плачу. Стекла, отделявшего от окружающего мира меня и мою боль, из-за которой даже дышалось с перебоями, больше нет. Мне тепло, уютно и правильно. …Все хорошо. Пока мы есть друг у друга, пока дети с нами, пока есть силы перебирать струны и улыбаться. Помните, как в детстве мамы заботливо снимали нам пенку с какао, чтобы мы не вредничали? Надо бы купить новую чашку… Для какао. Мы будем пить его и играть на гитаре. Целоваться и следить, чтобы не появлялась пенка»
(В интервью использованы цитаты из рассказа Юлии Теллер «Не забудь про меня» и личного блога)
Марта Кетро
Писатель, журналист, блогер
Фото: Елена Шайкевич
Фото: Талли Рацкер / Анна Морейн
