“ОБЩЕНИЕ СО СТАРИКАМИ ДОЛЖНО БЫТЬ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫМ. КАК ТОЛЬКО ТЫ РАЗДРАЖАЕШЬСЯ, ТЫ СРАЗУ ПРОИГРАЛ”
Беседовала Оля Уткина
Художник и дизайнер Саша Галицкий переехал в Израиль из Москвы 30 лет назад. С тех пор он успел сделать карьеру в дизайне – но затем вдруг бросил офис, открыл передвижную студию резьбы по дереву и начал учить пожилых людей. Сейчас у него ученики в нескольких домах престарелых: старики и старушки вырезают деревянные скульптуры, а заодно хотя бы на пару часов забывают о старости. Мы поговорили с Сашей о том, как он умудрился стать другом и психологом для тех, кто иногда не знает, доживет ли до следующего занятия.
Знаю, тебя уже 200 раз спрашивали – но объясни, как ты с должности начальника отдела дизайна в крупной компании оказался в отделе досуга домов престарелых с кружком резьбы по дереву?
50 лет назад я еще мальчиком начал учить резьбу по дереву в художественном училище в Москве – так что, дерево в моей жизни было давно, просто оно то возникало, то исчезало. После репатриации я работал дизайнером в крупной фирме, и постепенно из простого графика стал аниматором, а потом и вовсе начальником большого графического отдела.
И вот в конце 90-х, когда все вроде бы шло в гору, я почувствовал себя словно винтик в середине большой машины. В этот момент мы с моей прежней женой Яной параллельно с этой работой открыли детскую частную студию.
Она преподавала, я директорствовал по привычке – и вновь решил немного заняться резьбой по дереву. На каком-то событии люди увидели, как я сидел и вырезал что-то, и пригласили меня пойти работать со стариками. Я долго кобенился, не хотел никуда идти, мне казалось, это все совершенно не в тему. А потом попробовал – и мне вдруг понравилось. В машине начало пахнуть деревом, у меня появлялось все больше учеников. В итоге я ушел из отдела дизайна, и занялся резьбой по дереву. Сейчас у меня 8-9, иногда 10 мест работы – частные дома престарелых, куда я, как художник-передвижник, каждую неделю приезжаю, привожу инструменты и превращаю комнату за 20 минут в мастерскую.
Многие русскоязычные семьи до сих пор стесняются отправлять своих стариков в дом престарелых. Что думаешь?
Я совершенно не считаю, что это что-то плохое или стыдное. Дом престарелых – это не тюрьма, человек не наказывают за то, что он постарел. Но, возможно, не всем подходит там жить. Думаю, людям, которые любят одиночество, это не подойдет. Но все ведь разные. Есть у меня один персонаж, бывший летчик – сначала военный, потом гражданский. Он дома вообще не сидит. Из моей студии он едет играть в биллиард, потом учит французский язык, потом еще с кем-то встречается. Но у него есть на то причина: жена умерла и находиться дома одному ему не хочется.
Это, кстати, поразительный момент: когда ты теряешь мужа или жену в молодом возрасте, это трагедия, все тебе сочувствуют. А если речь о старых людях, то это вроде как естественное событие. Но страданий ведь не меньше?
Один старик, чья жена умерла неожиданно, сказал так: “Она оставила меня, как перевернутую черепаху”. Вот такой образ.. Но есть еще кое-что, пострашнее смерти близкого – это деменция, Альцгеймер. Все эти болезни, которые наступают внезапно и меняют личность до неузнаваемости. Вот к этому точно никто никогда не готов. У тебя дома вдруг поселяется старый ребенок, которого нужно брать за руку и вести – это страшно и это сильно действует на обоих. Но это жизнь, штука, которую нужно принять – иначе никак.
А психологическая помощь для стариков есть?
Я не слышал про такое. Есть психиатры, но это когда уже таблетки необходимы.
А куда же тогда старикам обращаться? Какая поддержка им нужна?
Им нужен я. Им нужна среда, в которой они перестают чувствовать себя стариками, играют, не думают о своем возрасте. Могут на 1,5-2 часа забыть о том, что завтра у них уколы в глаз или какие-то другие страшные вещи. И вот в этот момент начинается жизнь! Вода уже вся выкипела, но то, что осталось, бурлит вовсю! Резьба по дереву – это просто триггер. Это могло быть что угодно, хоть вязание носков – просто я не умею вязать.
Что конкретно ты делаешь, как себя с ними ведешь?
Я всегда нарушаю лично пространство человека. Подхожу к нему – во всех смыслах – очень близко, на грани неприемлемого. Называю его на “ты”, шучу. Не обращаюсь с ним как с хрупким немощным стариком из серии “Иван Иваныч, дорогой, садитесь тут, где вам лучше?” Хотя и это тоже есть, конечно! Я всегда четко знаю, кому дать молоточек тяжелый, а кому полегче, кому поставить один стул, кому два, а кому – три. Когда они приходят, у них уже все готово, они знают, что про каждого помнят. Но в то же время у нас есть легкое дружеское общение, которое на время выводит их из состояния старости. Причем, чем глупее, неожиданнее занятие, тем оно интереснее. Мы же играем! И эти игры очень хорошо работают.
Есть специфика в общении со стариками?
Как раз сегодня я написал в Фейсбуке пост со словом “старики”, а мне в комментариях написали, мол, перестань писать “старики” – это касается всех. Действительно, есть абсолютно общечеловеческие, актуальные для всех вещи. Например, терпение и доброжелательное общение. Ты смотришь человеку в глаза, не раздражаешься, не злишься, просто помогаешь ему, интересуешься его жизнью. Главный момент общения именно со старыми людьми – всегда нужно помнить о том, что старику просто физически сложно жить. Это работа на полную ставку, у которой единственная цель – сохранить хоть какие-то свои возможности. И ты каждое утро встаешь и делаешь чуть меньше, чем вчера. Именно этим уникален этот период жизни. Хреновый период, честно сказать. Зато последний! И вот когда я, общаясь с человеком, осознаю, что потеря сил и близость смерти – его главная проблема, тогда я нахожусь на его волне. Могу даже пошутить на эту тему – это воспринимается нормально.
Эх, все это звучит как наказание.
А кто тебе сказал, что будет легко? Аист принес – аист и унесет. Я все время про это говорю: приятно видеть, как у малыша выпадает первый зуб, а вот когда у старика выпадает первый зуб, это уже не так приятно. Это обратный процесс, часть жизни, которую надо принять. Это может быть трудно, но когда ты осознаешь, что это единое колесо жизни, то отношение к старости становится мягче.
Что делать, если родители уже старые, а в тебе все еще клокочут детские обиды или какие-то разногласия? Обсуждать это с ними?
Есть темы, которые просто надо закрыть и не открывать. Так я сделал со своей мамой когда-то. Сначала мне казалось, что если я чуть лучше объясню, то меня поймут. А потом я понял, что мудрость в том, чтобы знать, что в чем-то вы расходитесь – и принимать это. Ты ведь все равно этого человека любишь! Общение со стариками должно быть положительным, на позитивных эмоциях. Как только ты раздражаешься где-то внутри, то ты сразу проиграл. Ты можешь играть в любые игры – не соглашаться, спорить, но внутри ты должен понимать, что это все ерунда. Потому что как только ты разъярился по-настоящему, тебя победили.
Ну вот давай разберем вопрос на злобу дня. Война между Россией и Украиной – люди целыми семьями перестают общаться! Что делать, если твои пожилые родители поддерживают не близкую тебе точку зрения?
Буквально сегодня я думал про это. Переубедить в целом невозможно никого, а стариков и подавно. Если это твой близкий человек, найди какие-то другие общие темы для разговора. Как здоровье, как дети-внуки, какой новый диван купили. Ну начнешь ты объяснять свою позицию, а тебе в ответ человек выдаст какую-нибудь теорию заговора. Ну и зачем вам обоим этот разговор? Жизнь все равно все расставит по местам. Дай бог только, чтоб у нас еще было время обсудить это с ними. С пожилыми не надо никаких споров – это бессмысленно.
Сильно ли меняется человек после 70? Появляется ли та самая “мудрость”?
Я работаю в том числе и со столетними людьми – двум моим ученикам исполняется 101 год в этом году, одному в марте, а другому в мае. Не скажу, что они о жизни знают больше, чем я. Да, у них больше опыта, но я не сказал бы, что люди меняются. У всех есть страхи, неуверенности, сомнения – что в 30 что в 80. Я не вижу какого-то особого просветления или мудрости.
В Израиле много активных стариков, которые гуляют, ходят на кружки и в музеи. Но чаще всего они не русскоязычные. Ты тоже это замечаешь?
Абсолютно. В том месте, где про поиграть, у нашего брата ничего не выросло. Мы люди серьезные, выросли при социализме, жизнь тяжелая была, отдыхать не умеем. Помню, я работал в одном клубе в городе Лод, где много русскоязычных пенсионеров. И людей на занятиях у меня было мало. И вот я поймал одну старушку в коридоре, говорю ей – пойдем работать по дереву. А она говорит: а если я тебе швабру принесу, ты починишь мне? Резьба с палки сорвалась. Я говорю – нет, не починю. Она тогда говорит: а до какого часа ты сегодня работаешь? А то мне надо ехать в поликлинику – ты меня не отвезешь?
Русскому человеку нужно что-то реальное – или швабру починить, или в поликлинику съездить. Он должен заниматься пользой, а не развлекаться. И это проблема, людей нужно учить отдыхать! Может быть сейчас выросло новое поколение, которое умеет получать удовольствие от жизни. Надеюсь на это. Среднестатистический израильтянин конечно гораздо более подвержен отдыху, чем любой наш советский человек.
Нужно ли стариков в таком случае заставлять, возить куда-то?
Иногда нужно, да. Конечно, не перегибая палку. У меня было несколько случаев, когда сначала человека дети приводили, а потом он уже сам начинал с радостью ходить. Есть у меня один персонаж – Гриша. Сначала хныкал, не хотел никуда идти, а теперь мы с ним друзья, замечательный он!
Главное, подсовывать человеку вещи, к которым у него душа лежит. Вспомнить, кто чем любил заниматься в молодости. Кто-то любит чертить, рисовать – нужно предлагать старикам понятные для них навыки, которые были развиты раньше.
Как по-твоему, религиозные люди проще переживают старость и близость смерти?
Я не чувствую разницы. Не могу сказать, что у тех, кто соблюдает праздники, есть какое-то особое просветление. Пытаюсь вспомнить, чтобы кто-то с блаженным видом отходил в лучший мир.. и не могу. Может, конечно, это очень глубоко закрыто – у людей верующих и неверующих все таки разное представление о конце жизни. Но в общении с ними я этого не ощущаю. Для стариков смерть – это такая уже будничная история, что она даже не особо их занимает. Когда я узнаю, что кто-то из моих учеников умер, я переживаю больше, чем все остальные. Когда у тебя в записной книжке больше адресов оттуда, чем отсюда, то этот переход становится все более естественным – неважно, религиозен ты или нет.
Фото: Алексей Голенищев / Маша Кушнир
