НАЙДИ ЕВРЕЯ
Беседовала: Светлана Браницкая
АННА НАРИ́НСКАЯ
ЖУРНАЛИСТ, ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРИТИК,
ПРОДЮСЕР, КУРАТОР ВЫСТАВОК
Родилась и выросла в семье известных литераторов. Мать – Галина Наринская, отец – Евгений Рейн. Приемный отец – Анатолий Найман.
Окончила филологический факультет МГУ. С 2003 до 2017 года – автор и специальный корреспондент ИД Коммерсантъ, освещающий культурные и литературные события. Статьи публиковались в российских и зарубежных изданиях: «Афиша», «Сноб», «Еженедельный журнал», Citizen K, Vogue, Gala, «Вещь», «Ъ-Weekend», «Ъ-Власть», «Ъ-Деньги», Republic.ru, Colta.ru, «Сеанс», «Русский Телеграф», Forbes, Vanity Fair, Atlantic Monthly.
В 2016 придумала и выступила куратором проекта «200 ударов в минуту» – совместная выставка Политехнического музея, ММСИ и Литературного музея, посвященная пишущей машинке, как главному орудию литературы ХХ века. Автор и куратор нескольких громких выставок: «Петрушествие» (ММСИ), «Последний адрес» (Музей Архитектуры), «Найди еврея» (галерея Граунд Солянка) и др. Член академии и российской национальной премии «Большая книга», член жюри Премии Пятигорского, председатель жюри литературной премии «НОС». Преподает в Школе дизайна НИУ ВШЭ.
Выставка «Найди еврея» стала победителем первого грантового конкурса музейных инициатив и выставочных проектов Российского еврейского конгресса и была сделана на средства РЕК.
ПРО ИДЕЮ
Неловко признаться, но да, я это неплохо придумала. Эта идея выставки просто выросла из моей болтовни с мужем за ужином.
Мы обсуждали детское чтение вообще и, в частности, книги нашего детства, которые не читают наши дети. Речь зашла о «Старике Хоттабыче». И тут муж мне рассказал не известную мне тогда историю о «еврейских шифрах» в книге Лазаря Лагина, который сам был из семьи раввина. «Хоттабыч» вышел в 1938 году. В первой версии, появившейся в журнале «Пионер», выбравшийся из кувшина джинн выполнял любое желание пионера Вольки при помощи заклинания «лехододиликраскало». Думаю, очень немногие читатели повести смогли распознать в этом непонятном сочетании букв начало иудейского литургического гимна «Леха доди ликрат кала… » («Иди, мой Возлюбленный, навстречу невесте»). Но и этих немногих оказалось достаточно. В последующих изданиях повести по указанию бдительной советской цензуры заклинание и другие намеки на тексты Талмуда были вымараны, а в фильме 1958 года таинственное «лехододиликраскало» заменили на «трах-тибидох», которое и вошло в массовую культуру. Более того, на переизданиях сказки времен борьбы с космополитизмом и «дела врачей» автор на обложке обозначался как «Л.Лагин» – имя Лазарь казалось слишком вызывающим.
О, подумала я, скрытые еврейские приветики-секретики в массовой культуре времен государственного антисемитизма – вот идея для выставки. А назвать надо как-нибудь совсем просто и в лоб. Например, «Найди еврея». Коротко и ясно.
И мы вместе с экспозиционером Катей Бочавар и дизайнером Игорем Гуровичем построили в галерее на Солянке восемь комнат из иллюстрированных текстов, такую трехмерную книжку, посвященную феномену советского еврея. И стали ждать реакцию зрителей.
Для меня было радостно и поразительно, что так много людей пришло на Солянку. Конечно, это успех, если люди не против провести час на выставке, читая. Не смотря, а именно читая.
Евреев называли «главной тайной Советского Союза». Само слово «еврей» находилось под запретом: его нельзя было произносить вслух. За десятилетия существования государственного антисемитизма из зоны умолчания «еврейское» превратилось в субстанцию, существующую одновременно нигде и везде.
Смешно сказать, в ситуации замалчивания «еврейского вопроса» публика была готова видеть намеки на него практически везде. И здесь сходились полубезумные антисемитские выдумки (шестиконечные снежинки на киосках мороженого – знаки мирового сионизма) и филосемитские ожидания (известный миф о еврейском, даже израильском, происхождении Чебурашки), до намеков на еврейское происхождение Владимира Ильича Ленина.
– ПАПА,
КТО ТАКОЙ КАРЛ МАРКС?
– ЭКОНОМИСТ
– КАК ТЕТЯ ЦИЛЯ?
– ЧТО ТЫ!
ТЕТЯ ЦИЛЯ –
СТАРШИЙ ЭКОНОМИСТ
Кстати, про Чебурашку. Ни автор текста Успенский, ни мультипликатор Шварцман ни в одном из интервью теорию о его происхождении так и не подтвердили.
Тем не менее, не секрет, что Чебурашка был доставлен в ящике с апельсинами, которые в те времена приезжали из Яффо по знаменитой “апельсиновой сделке”. Этот культовый герой, такой неприкаянный, вечно с грустными глазами – «неизвестный науке зверь», а первая встреча с Чебурашкой в мультфильме происходит прямо на ступеньках Московской хоральной синагоги, что в Спасоглинищевском переулке. Неудивительно, что некоторые наблюдательные люди с удовольствием признавали: «А Чебурашка-то – наш!». Впрочем, точно так же работали мозги и у антисемитов.
Еврей, даже самый светский, даже член партии, какой бы он ни был, воспринимался как человек с двойной лояльностью. С одной стороны, понятно, что, конечно, они – советские люди, более того, именно из-за презумпции, что «евреи сделали революцию», они даже более советские, чем некоторые другие. Но вот поскреби, и у них есть какие-то свои особенности, какая-то, как говорил Брежнев, «своя тетя Соня»…
От евреев всегда ждали, что они не до конца советские. Но при этом в СССР как бы «не было» ни евреев, ни антисемитизма. Это, конечно, история про жизнь общества, в котором торжествует цензура. Казалось, что в эту игру мы больше играть не будем. Но я ошибалась. Сегодня это уже не про евреев. Но принцип тот же.
ПРО ДРУЖБУ И ZOOM
Я страшный фанат дружбы. Очень мало теоретических исследований этого феномена: что это за странная вещь, что такое «друг», почему возникают эти эмоции, что такое чувство дружбы, которое оказывается важнее даже влюбленности. Ты не можешь эту связь переступить, ты прощаешь другу многое – это такая странная материя, которая держит на плаву. И не видеться с друзьями – это прямо ужасная потеря для меня, которую zoom совершенно не восполняет.
ПРО НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Мы очень сконцентрированы сегодня на детях. И они, конечно, другие. У моего поколения и, скажем так, у моего круга (извините за снобистское выражение) не было такой разницы с родителями. Мои родители не любили советскую
власть – и я не любила советскую власть. Мы вместе очень хотели путешествовать, книжки, которые я любила, давали мне родители. Потом новые книжки, которые написали мои друзья, рекомендовала родителям уже я.
А между нами и нашими детьми – огромная разница. На самом деле, никакой «Крымнаш» и «Крымненаш» не разделяет людей так, как отношение к Black Lives Matter и #metoo. А здесь деление, в принципе, поколенческое. Этическое сейчас разделяет больше, чем политическое.
Поэтому они для нас – больше инопланетяне, чем мы были для наших родителей.
Ценности, которые мы впитали с культурой своего времени, для них – не ценности. Вот, например, наш фетиш – свобода. Это очень здорово показано в романе Джонатана Франзена, который так и называется –
«Свобода». Что важнее, свобода или справедливость? «Свобода кошки кончается там, где начинается свобода птички» – вроде бы банальность. Но вот вопрос – где грань между этими свободами? Окей, понятно, что плохо, если кошка ест птичку. А если просто лапкой трогает? А если просто рядом находится, и ее вид птичке неприятен? Может, тогда кошке лучше вообще не отсвечивать? Дети наши – на стороне птички, жертвы «по умолчанию», и считают, что ей позволено больше. А насколько наши дети при этом свободнее, это вопрос терминов.
ПРО ЛЮБОВЬ, КОТОРАЯ
ВАЖНЕЕ ПОНИМАНИЯ
Вот, например, эссе Бродского «Полторы комнаты». Как он пишет там о родителях – он очень их любил, особенно свою маму… А ведь родители Бродского вообще его не понимали – его взглядов, увлечений, вкусов. Но очень любили.
И это нормально. Мне кажется, что любовь важнее понимания. И в этом смысл еврейской семьи с ее невероятным культом отношений родителей и детей. Особая связь и абсолютное принятие.
Еврейская мама, которая во всех анекдотах бесконечно кормит своего ребенка… Но еда же – это в некотором смысле метафора… еда – это жизнь. Ребенок – это драгоценность. Такая ценность детей для еврейской культуры – абсолютно прогрессивная установка, в сравнении с другими семейными укладами. Вообще, важность жизни каждого ребенка в мировом контексте появилась только после Первой мировой войны. Мы читали книги, от Диккенса до Некрасова, там традиционно в семьях рождалось много детей – родили восемь, пять умерли, ну что ж поделаешь. До вступления в юношеский возраст ребенок считался как бы недочеловеком. Младенцев в дворянских семьях отдавали няньке, кормилице, они семьи-то толком не видели. В еврейских семьях такого никогда не было. И это очень важный момент.
Для меня еврейская семья, эта связь между родителями и детьми – какая-то невероятно притягательная вещь. Помните, как в запрещенном долгое время фильме Аскольдова «Комиссар» героине Мордюковой, с ее безлюбовной идейностью, противопоставляется еврейское чадолюбие героя Ролана Быкова?
Это полное принятие детей. Сколько примеров: родители – бухгалтеры, а сын – поэт или художник-новатор. Они могли вообще друг друга не понимать, но эта связь всегда сохранялась. И это кажется какой-то великой тайной.
НЕРАСКРЫТАЯ ТЕМА – ПРО ЕВРЕЙКУ
На самом деле, не хватило этой темы на выставке. Мне предлагают расширить «Найди еврея» на других носителях. И там, безусловно, будет раздел «Еврейка». И «Еврейская мать», как символ любви к детям. А также очень важная для других культур коллизия, связанная с понятием «прекрасная еврейка». Про эту сексуальную, умную, жестокую красавицу-еврейку, которая затягивает всех мужчин в свои сети, написано немало произведений.
Еще больше придумано. Но ясно одно: еврейская женщина со всех сторон – как мать, как возлюбленная, даже отчасти ведьма – еврейская женщина мною недораскрыта. Надо поработать над этим.
МНЕ ПРОСТО ХОЧЕТСЯ СКАЗАТЬ ЖЕНЩИНАМ, НА КОТОРЫХ ОБЫЧНО ОБРУШИВАЕТСЯ «ЭЙДЖИЗМ». МОЖНО СВОЮ СУДЬБУ ПОЧТИ В 50 ЛЕТ ВЗЯТЬ И ИЗМЕНИТЬ. ЭТО ВОЗМОЖНО СДЕЛАТЬ ВСЕГДА
ПРО ПЕРЕМЕНЫ В ЖИЗНИ
В одном прекрасном французском фильме Он спрашивает: «Что ты делаешь?», и Она отвечает: «А я просто живу». Это про меня. Я всё время думаю, как оказалась невероятно счастлива во второй половине своей жизни, – потому что умудряюсь делать только то, что я хочу.
Я прекрасно понимала, от чего отказываюсь, когда уйдя из «Коммерсанта» решила перестать быть книжным критиком, потому что мне это надоело и стало неинтересно.
И вот такая удача – примерно тогда я сделала свою первую выставку «200 ударов в минуту. Пишущая машинка и сознание XX века» в Московском музее современного искусства на Петровке. И я, кстати, тогда и поняла, что, по большому счету, хочу заниматься именно этим – такого рода выставками. И вдруг – она всем понравилась, люди ходят, рецензии публикуются. Человек первый раз в жизни делает выставку – сам придумал, сам курировал. И она «выстреливает» – это, конечно, подарок. Ну а потом были другие выставки, и сейчас множество планов, именно с этим связанных. И мне просто хочется сказать – всем, но более всего женщинам, на которых обычно обрушивается «эйджизм». Можно свою судьбу почти в 50 лет взять и изменить. Это возможно сделать всегда.
