«Я ТОЧНО НЕ ДЕТЕКТОР ЛЖИ»
Текст: Станислав Комаров
МИХАИЛ БРОДСКИЙ
Родился в 1972 году. В 1990 году вместе с семьей переехал в Израиль, где получил степень бакалавра политических наук и степень магистра дипломатии и национальной безопасности в Тель-Авивском университете.
Дипломатическую карьеру начал в 2002 году. В 2003–2008 годах работал пресс-атташе посольства Израиля в Москве и политическим атташе посольства Израиля в Москве с 2006 по 2008 год.
В 2009–2013 занимал должность директора по связям с общественностью посольства Израиля в Лондоне. С 2015 по 2018 год работал послом Израиля в Казахстане.
А ведь дипломатом Михаил Бродский мог и не стать, останься он жить в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург). Но студентом первого курса медицинского института, будущим врачом-педиатром, судьба распорядилась иначе. В октябре 1990 года в возрасте 18 лет на пике новой большой волны алии (эмиграции) он вместе с родителями покинул СССР. В то время из Советского Союза в Израиль ежедневно приезжало по несколько тысяч человек. Он тогда не имел об этой стране ни малейшего представления. «Мы знали, откуда уезжали, но не знали, куда едем. Перспектив оставаться в СССР, доживающем свои последние дни, не было никаких. Нам казалось, что это нужно сделать как можно скорее, что двери могут закрыться в любую минуту». Так началась его новая жизнь, в которой он встретил и любимую женщину, и любимую работу.
МосТ побеседовал с будущим Послом Израиля в Украине на самые разные темы. Дипломат не был «застегнут на все пуговицы», свободно рассказывал о семье, слегка позволил заглянуть в закулисье израильской внешней политики и посетовал на последствия пандемии COVID-19, которая, по его мнению, кардинально меняет весь современный мир.
– Почему вы выбрали дипломатическую карьеру? Кто-то в раннем возрасте повлиял на ваш выбор?
– Сложно сказать: я помню какие-то отрывочные воспоминания из детства. Иногда родители спорили, и каждый из них потом пытался мне объяснить, почему он прав. Но ни разу я не принял сторону одного или другого родителя. Бабушка мне еще тогда говорила: ты – дипломат. С профессиональной дипломатией ее слова, естественно, не сильно связаны – я к тому, кто во мне эту идею мог зародить.
В детстве мне всегда было интересно слушать международные новости. Пусть и в советской интерпретации. Радио «Маяк», к примеру. Как называются страны, что в мире происходит, кто с кем встретился, о чем они поговорили? Понятно: в СССР я даже не мог мечтать об этой профессии. Во-первых, я жил в Питере. Чтобы учиться на дипломата, надо было, как минимум, ехать в Москву и поступать в МГИМО. Во-вторых, еврей и МГИМО в те годы были понятиями несовместимыми…
И вот мы приезжаем в Израиль. Первое, что осознаю, – я не стану врачом. Жара, пальмы, надо было бы дальше учиться, но атмосфера как-то совсем не располагала…
Михаил поступает в Тель-Авивский университет на факультет политологии. Параллельно начинает работать в русскоязычной прессе Израиля. Она тогда начинала формироваться, заявляя о себе в полный голос. До большой алии 90-х в Израиле существовала только одна русскоязычная газета для нескольких десятков тысяч евреев из СССР, которые приехали в разные годы. Новая волна репатриантов создала рынок русскоязычных СМИ, которые стали расти как грибы. Газеты, радиостанции, телевидение. «С языками у меня всегда было хорошо, иврит я схватил довольно быстро. В молодости это происходит как-то проще, – вспоминает Михаил. – Устроился переводчиком в русскоязычную газету «Новости недели». В 1994-м году закончил в университете первую степень. Пошел в армию. «Обычно уходят служить в 18 лет, но мне, как вновь прибывшему, дали отучиться. И хотя у Цахала – героический ореол, ничего героического я там не совершил. Звучит смешно, но во время прохождения службы даже продолжал работать. Начиналось утро в армии в восемь утра, до шести вечера я находился в подразделении, покидал его, и еще до девяти трудился «на гражданке»».
В 1996 году в Израиле появляется так называемая русская партия «Исраэль ба-Алия», которую создает Натан Щаранский. Партия попадает в Кнессет. Получает семь мест из ста двадцати. «Это было довольно-таки большое представительство и огромный успех, – продолжает Бродский. – Я случайно познакомился с несколькими будущими депутатами. Когда они стали ими официально, то пригласили поработать в качестве пресс-атташе парламентской фракции этой партии. Мне на тот момент было 23 года. Потрясающий опыт для человека, который только пять лет назад приехал в Израиль. Платили даже по тем временам какие-то смешные деньги, но это было неважно. Никто из нас не думал о них. Я помню, что первые дни все мы были растеряны, не понимали, как вообще это произошло, и куда мы попали. Но в итоге быстро акклиматизировались».
В Кнессете Михаил проработал три года. В какой-то момент решил, что пора пойти учиться на вторую степень. Поступил в магистратуру на специальность «Дипломатия и национальная безопасность», близкую к политологии, но более профессиональный предмет. «В какой-то момент узнал, что МИД Израиля проводит набор на курсы кадетов, будущих дипломатов. Мне стало ужасно интересно. Решил попробовать попасть на эти курсы. В Израиле, в отличие от России, нет профильного института. Потребности в дипломатах у Израиля невысоки. На курс набирают порядка двадцати человек. И то не каждый год. На эти места претендуют несколько тысяч человек – конкурс огромный. С первого раза не прошел, забыл об этой идее на несколько лет. А потом решил еще раз попробовать, и все получилось. После курсов начал работать в пресс-службе МИДа стажером. Так началась моя дипломатическая карьера».
– Что вас в первые годы удивило в Израиле?
– Что это очень политизированная страна, встроенная в глобальный контекст. Она не может существовать без внешних связей. Такие страны как Россия, США, в принципе, самодостаточны. В них человек может прожить всю жизнь в одном городе и никогда не поинтересоваться, что происходит в других государствах. В Израиле этого представить невозможно. Здесь много людей, у которых есть опыт жизни в самых разных странах.
Израиль – это учебник политологии. Встречаешь тех, кто приехал из США, Франции, Марокко, они говорят на разных языках, у них разные политические взгляды. Если твое любопытство совсем не атрофировано, нельзя оставаться равнодушным. Меня это захватило в первые годы. Кнессет, большая политика. Вполне логично, что я пришел в дипломатию.
– Можно ли говорить о единой еврейской идентичности в Израиле?
– В нашей стране мы все израильтяне. Сравните евреев из Эфиопии и евреев из России? Между ними не так много общего – кроме далеких предков и общей религии.
Если же говорить об израильской идентичности, то этот вопрос обсуждался еще до возникновения нашего государства. Можно ли вывести новую породу человека – израильтянина? Это далеко не тот еврей, которого мы себе представляем, глядя на российских репатриантов. Я думаю, что этот процесс никогда не останавливался. Но говорить о том, что выведена новая порода людей – израильтяне, наверное, рано.
Приезжают новые люди. Каждая новая волна алии меняет нашу страну. В 90-е годы сюда приехало порядка миллиона мигрантов из бывшего Советского Союза. А на тот момент в Израиле жило менее пяти миллионов человек. Та волна изменила страну и ее идентичность. Есть такое понятие «плавильный котел»: разные ингредиенты в него забрасываются, получается суп. Этот суп постоянно бурлит, добавляются новые ингредиенты. И процесс выведения «нового израильтянина» никогда не останавливается.
Одновременно я знаю, что сегодня отличает израильтян от других наций. Почему Израиль часто называют Start-Up Nation? Потому что в национальном характере израильтянина есть несколько главных черт: непризнание авторитетов, возможность и способность спорить обо всем, не принимать на веру никаких догм, положительно относиться к неудачам. Неудача, считаем мы, не окончание истории, а наоборот, ее начало. Это всё, что сегодня делает Израиль «нацией стартапов».
Отмечу еще здоровый цинизм и желание все время что-то менять. Шимон Перес, наш бывший президент, говорил: «Израильтяне всегда чем-то недовольны. Они все время хотят что-то улучшить». Это и есть двигатель прогресса и израильского high-tech. Израильтянам не понять поговорку «Лучшее – враг хорошего». Почему враг? Почему нельзя сделать лучше? У нас другая логика.
Первым пунктом назначения молодого дипломата была Москва. «Всё благодаря русскому языку. У нас так принято. Если говоришь по-русски, изначально предполагается, что будешь отправлен в какие-то русскоговорящие места, – продолжает Михаил. – У меня был опыт работы с прессой, вполне логично, что попал в 2003 году на должность пресс-атташе посольства в Москве. Планировал поработать там три года, но остался на пять. После трех лет поменял должность, став политическим советником при посольстве, занимался вопросами внутренней и внешней политики России и Ближнего Востока. По израильским меркам – в России большое посольство. При этом неважно, молодой ты, или уже опытный дипломат, приходится отвечать за большие участки работы».
Михаил вспоминает, что в те годы в посольстве США встречался с коллегой, которая курировала деятельность коммунистической партией России (КПРФ). Она досконально знала свою тему и всех ключевых персонажей этой партии. «Понятно, что у США другой взгляд на происходящее в мире. Израиль – небольшая страна, с ограниченными ресурсами. Такой роскоши мы себе позволить не можем. В этом есть и плюсы и минусы, но, на мой взгляд, больше плюсов. Когда ты занимаешься и внешней, и внутренней политикой, то видишь картину в целом, а не какой-то отдельный участок. В этом смысле израильские дипломаты выигрывают больше».
Потом было возвращение в Израиль, в экономический департамент МИДа. И новое назначение – Лондон. На должность руководителя отдела общественных связей посольства. «Помню: вернулся домой, ошарашил семью этим сообщением. Но дети были довольны – они еще в Москве учились в Британской школе. И английский немного знали. В 2009 году мы уехали в Великобританию. Было одновременно интересно и тяжело с профессиональной точки зрения. Это, наверное, одна из самых сложных должностей в нашем посольстве в Лондоне – объяснять израильскую политику англичанам. В Европе, особенно в северных странах, критика в адрес Израиля звучит чаще. Приходится общаться с самым разным группам людей, которые, бывает, настроены против Израиля, вносить ясность в наши отношения. Английские профсоюзы, к примеру, занимают крайне левую позицию, которая иногда смыкается с анархистскими движениями. К мусульманской общине Великобритании тоже нужно было найти свой подход. Англичане сами по себе очень доскональные, все проверяют и многое знают про Израиль. Это был серьезный вызов. У меня неплохой английский, но это не родной язык. Четыре года работы там меня многому научили, а для семьи Лондон стал одним из лучших мест для воспитания и обучения детей. Мировоззрение, которое они получили там подростками, подарок на всю жизнь».
В 2013 году семья Бродского возвращается в Израиль, он начинает работать в евразийском отделе МИДа. А далее следует его первое назначение Послом в другое государство. «Казахстан оказался гостеприимной страной с огромным потенциалом в плане бизнеса, экономики и культуры. Мы с семьей провели там два замечательных года, настолько положительными были наши впечатления. В Израиле очень мало знают про Казахстан. Большинство людей не смогут сказать, где он вообще находится. А если и знают, то по фильму «Борат» Саши Барон Коэна, что, к сожалению, не самый лучший пример».
– Вы уже не раз упоминали своих детей. Здесь, наверное, самое время рассказать о семье?
– Быть семьей дипломата – это довольно рискованное приключение. Приходится менять через каждые несколько лет страны, города, школы. В каждой новой стране я выхожу на работу. У меня есть письменный стол, круг обязанностей, и более-менее все понятно. Что же касается жены и детей, то каждый раз им все нужно начинать с нуля. Это жертвы, но если ты хочешь делать карьеру, без подобных решений не обойтись.
– Кто ваша супруга?
– Мою жену зовут Регина, она приехала в Израиль из Риги в 1990 году. Летом 2021 года будет 25 лет нашему браку. Она закончила Тель-Авивский университет. Художник театрального костюма. Она недолго работала по специальности, переквалифицировалась в компьютерного дизайнера и графика. В принципе, этим занимается до сих пор. У нее много увлечений – пишет стихи, прозу, играет, поёт, танцует, и, естественно, рисует.
За творчество в нашей семье отвечает она.
– В чем сила вашей семьи?
– В том, что мы друг друга дополняем. Талант – на ее стороне, у меня, наверное, целеустремленность. Получается удачное сочетание. Прибавьте к этому троих наших взрослых детей.
Кстати, именно в Казахстане Регина в полной мере смогла применить все свои таланты. Жена посла в силу своего статуса должна участвовать в разных проектах, связанных с благотворительностью, помощью общественным организациям. Одновременно она отвечала в нашем посольстве за культуру. Я ее способностями вовсю пользовался. Она делала видео, фото. У меня всегда под рукой был штатный фотограф и оператор. С одной стороны, это циничное использование рабского труда (смеется), но с другой – очень удобно.
В Казахстане мне хотелось заниматься не только классической дипломатией. Я старался быть открытым, публичным послом. Не быть застегнутым на все пуговицы, встречаться с максимальным количеством людей.
Считаю, что сегодня дипломат должен быть публичным. Классическая дипломатия, когда ты о чем-то тайном договариваешься за закрытыми дверями, ещё существует, но далеко не на первом плане.
Такого общего понятия как «народ», наверное, не существует. Есть центры силы, центры влияния. Сегодня путь к этим центрам лежит в том числе и через социальные сети. Это и Twitter, и Facebook, и Instagram, и Telegram. Мы, кстати, были первым израильским посольством из всех, которое открыло свой Telegram-канал в 2017 году. В какой-то момент у нас было порядка тысячи подписчиков, что довольно много для посольства. Это была очень важная часть нашей работы – создание собственного контента, розыгрыши, конкурсы – не только интересно, но и эффективно.
В Казахстане Регина много времени уделяла тому, что напрямую связано с ее профессией. Существует мировое движение Urban Sketchers – художники, которые рисуют города. К этому движению она присоединилась в Лондоне. В Казахстане об этом не знали, пока там не появилась Регина. Она собрала группу людей, давала им мастер-классы.
Кульминацией ее деятельности стала персональная благотворительная выставка. Она нарисовала картины про Казахстан. Выставка была успешной, мы пригласили всех друзей, дипломатов, послов, министров. Раскупили все работы, деньги пошли на открытие художественной студии при школе. На этом закончилась наша командировка в Казахстан. В 2018 году мы снова вернулись в Израиль.
– Вы легко определяете ложь, лукавство? Когда вы чувствуете, что человек с вами не совсем честен? Считается, что лучше всего ее выявляют дипломаты и игроки в покер.
– Я не детектор лжи, это точно. Но знаю людей, у которых есть врожденная чувствительность к неправде.
Принято считать, что дипломаты все время что-то скрывают. Бытует мнение: они всегда думают, что говорят, но никогда не говорят, что думают. В принципе, на 80 процентов это правда. Дипломаты, действительно, говорят на особом языке. Часто мы вынуждены это делать. Есть вещи, которые тебе не хочется говорить, есть вещи, которые нельзя говорить, есть вещи, которые ты должен донести иносказательно.
Не умею играть в покер, но полагаю, что в покере игрок тоже не выдает всю информацию сразу. Он держит карты близко у груди, тоже самое – и в дипломатии.
– Что вас смущает в современном мире?
– За последний год, когда начался COVID-19, стал больше об этом задумываться. Для меня многое прояснилось, когда прочитал книги Юваля Ной Харари. Это израильский историк и философ. Первая называется «Краткая история человечества». В ней действительно все кратко и доходчиво изложено. А вот вторая и третья книги говорят о будущем.
Я до сих пор пребываю в шоке от прочитанного. Нравится ли мне это будущее? Боюсь, что нет. Мы общаемся по zoom, мало выходим из дома, не нужно ходить в офис, люди практически не встречаются. Я подозреваю, что и противопоставить-то этому нечего. Детерминизм какой-то! Но, видимо, нам предначертано идти по этому пути. COVID-19 только ускорил процессы. Эти вещи и так происходили у нас на глазах. Но то, что должно было произойти за несколько лет, из-за COVID-19 случилось за несколько недель. Мы сейчас заглянули в новый мир – и я его не принимаю.
– Сейчас многие живут в режиме ограниченной функциональности. У вас лично есть практики по поддержанию своего духовного и физического здоровья?
– Для меня самым большим ударом стало закрытие фитнес-центра. Нужно иметь колоссальную силу воли, чтобы заставить себя заниматься дома. И я перестал это делать, что меня сильно печалит. Сейчас мы ходим на работу в офис. Видеть живых людей лучше, чем сидеть целыми днями перед компьютером и общаться через zoom.
За время локдауна я написал две статьи. Первая – мои мысли о том, как изменятся международные отношения после COVID-19, вторая – о медицинской дипломатии. По моему мнению, она будет активно развиваться. Это понятие возникло не сегодня, но только сейчас оно вышло на первый план. Вопросы здоровья, борьбы с эпидемиями становятся частью международных отношений. Дипломатия, как и другие профессиональные сферы, очень сильно изменится.
– В этой ситуации с COVID-19, откуда вы черпаете силы и интерес к жизни?
– Семья, жена, дети, родители, которые тоже живут в Израиле неподалеку от нас. Друзья, с которыми, к счастью, можно еще встречаться лично. Мы живем в городе, который называется Модиин, вокруг нас лес и горы.
В этом есть свои плюсы, люди больше времени стали проводить на воздухе. Но минусов все равно больше: не очень хочется расставаться с прежней жизнью, к которой мы все так привыкли, а, к сожалению, приходится.
– Что бы вы хотели после себя оставить?
– Как говорят, нужно посадить дерево, вырастить сына, построить дом. Троих сыновей я уже вырастил – норму перевыполнил, деревьев тоже несколько посадил: для дипломатов это традиционный ритуал, что же касается дома, то он все время меняется. С этим сложнее. Для каждого дипломата пик карьеры – стать Послом…
–… А возглавить МИД своей страны?
– Таких целей нет. Потому что у нас глава МИДа – это политик. Я, как профессиональный дипломат, в политику не стремлюсь. Нахожусь в таком возрасте, когда ищу сhallenge, вызов. Еще рано думать о выходе на пенсию, когда можно спокойно сидеть на берегу океана. Такая перспектива меня пока не привлекает, мне интересно ставить перед собой задачи и их решать.
Уверен, что на новой должности смогу использовать все свои возможности и способности.
